Вилен Барский

---

Пушкин, Моцарт и Сальери

---

Действие происходит на трех площадках, возвышающихся над сценой. На первой (считая слева) будет находиться Сальери, на второй, которая в два раза выше, - Пушкин, на третьей, такой же высоты, как первая, - Моцарт.

На первой площадке видны фортепиано и кресло. Появляется Сальери с бутылью зеленого стекла. Вторая и третья площадки погружены в темноту.

                      Сальери

Сегодня стану я травить Моцарта!

      (Поднимает бутыль к глазам, встряхивает.)

Ну, зелье адское, не замутнело ль?
Нет, все о-кей. Так чист бывает, так прозрачен
только изумруд. Но здесь, в бутылке этой,
зеленый цвет, что нам о жизни говорит обычно,
ужасный яд являет.
Все говорят: нет правды на земле.
Но то, что в сей бутыли яд - есть правда!

     (Ставит бутыль на фортепиано.)

На третьей площадке видны стол, стул и фортепиано. Появляется Моцарт с пузырьком. Сальери и его площадка по прежнему освещены. Вторая площадка погружена в темноту.

                   Моцарт

Сегодня стану я травить Сальери!

     (Ставит пузырек на стол.)

Но прежде надобно мне опус 310 закончить.
Незавершен еще шедевр - концерт для фортепино с оркестром.
который я Сальери посвятил. Вдобавок
мой Реквием меня тревожит.
Пожалуй, поиграю немного.

     (Садится к фортепиано.)

Из Моцарта нам что-нибудь!

     (Играет Турецкий марш, который звучит во время всего последующего монолога Сальери.)

                    Сальери

Да, Александр Сергеич, обидел ты меня
в своей трагедии, хоть малой, но известной.
Не в том обида, что вышел я ужасный отравитель -
кто ж нынче не травил друзей - а в том,
что вроде плохо я на скрыпочке играю,
на клавесине, на других старинных инструментах.
Что плохо я мухыку сочиняю, не в пример Моцарту.
Что гений он, а я - второразрядный компилятор,
не знающий восторга вхохновенья.
Ну, моцарта легко мы устраним! Да так,
что не заметити, пожалуй этого никто.
Ведь всем известно: нет людей
незаменимых - даже если Моцарт гений,
как Пушкин утверждает. Пройдет каких-нибудь сто лет -
все станет антика. Полюбят каждый черепок,
оставшийся от древнего кувшина. В концертах
играть нас станут вместе:
ну, скажем, Лондонский оркестр весьма известный
и к тому же королевский.
Да, да, и в магазинах пластиночных
стоять пластинки наши рядом станут. Более того -
Запишет нас обоих на одной солист великий,
любимец фирм пластиночных и публики концертной.
Я представляю диск совместный наш
с обложкою в старинном стиле, с названьем:
Моцарт и Сальери! Еще, пожалуй, в хиты попадет!
Ах, Моцарт, моцарт! Зависть мне чужда,
об этом говорил еще А.С.,
но чувству справедливости не чужд я.
Подумай, ведь все равны перед музыкой,
как пред законом - тому свидетель
всякий гражданин и демократ.
И слушатели наши, сыны толпы,
с восторгом равным примут и Моцарта,
и друга первого его - Сальери, в них не видя
разницы большой, производя усердно
аплодисменты тем, кто в час назначенный,
в привычном отведенном зале
музыку нашу исполняют.

     (Усаживается в кресло.)

                    Моцарт

      (Встает от фортепиано.)

Нет, не играется мне что-то, не сочиняется
мне нынче с легкостью божественной, как прежде.
Не столь я тверд, как наш Сальери, который,
если что помыслит, прет уж до предела.
И малый пузырек сеня смущает,
присутствием своим напоминая
об умыслах моих преступных.
Нет, видно впрямь я гений. Да именно затем,
что гений и злодейство, как Пушкин доказал,
две вещи несовместные, - мое смущение,
мой страх ребячий.
О, Моцарт, дух свой укрепи!

     (Из бутылки водки стоящей на фортепиано наливает пол-стакана, и залпом выпивает.)

Закусывать не стану - как русские -
с них стоит взять пример. Недаром
таких высот они достигли в музыке,
в божественном искусстве нашем!
(Центральная, вторая площадка высветляется. Первая и третья погружаются в темноту.)

                    Пушкин

     (подпиливая ногти пилочкой)

Слыхали ль вы?
Но каково мне слушать эти речи!
Да это просто бунт! И как на Государя декабристы,
так и они решили посягнуть на власть мою.
В солдаты их, в солдаты - Сальери с Моцартом!
Я, автор, лучше знаю, как, где, когда, кого мне отравить.
Не смеют передергивать меня, ломать сюжет,
интригу хитрую калечить,
классической симметрией своей мой романтизм давить,
короче говоря, не смеют мне перечить!
В конце игры два трупа лучше, чем один,
Но к падшим милость где?
к тому ж трагедия моя не вестерн!
Да, за день нынешний, пока взойдет на небе Веспер,
проблему надо разрешить.
Но что же делать? Как пресечь их замысел преступный?
Просить аудиенции у графа Бенкендорфа?
Он руки длинные имеет, небось достанет их и в Вене.
Нет, не Булгарин я! Я - Пушкин!
Я памятник себе воздвиг нерукотворный!
К нему не зарастет народная тропа!
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа!
Я автор, наконец! Печаль моя слепа!

     (Хлопает себя по лбу.)

Ба, выход есть - я ж дуэлянт примерный.
Пошлю обоим вызов на дуэль! -
Как вам угодно, господа,
по одному, иль разом оба два.
Держитесь, капельмейстеры, ужо!
Вы отродясь паистоля не держали,
зато проподвиг мой напишут на скрижали.
За дело, Пушкин. Моцарт и Сальери -
ну ж, будет вам на уголек,
тем более, что весь я не умру -
Дантес еще далек!

     (Пауза. Часы бьют шесть раз.)

Уж шесть часов пробило.
Пора опять мне ногти грызть.

     (Грызет ногти. Пауза.)

Теперь их подпилю. Где пилочка любимая моя?..

     (Подпиливает ногти пилочкой.)

к о н е ц
1983